Будущий 2023 г. объявлен годом педагога и наставника. Ранее российское правительство предлагало сделать его годом математики. В этой связи уместно вспомнить, что 1 декабря 2022 г. исполнится 230 лет со дня рождения известного организатора образования в России, математика и педагога Николая Ивановича Лобачевского.
«ВРЕМЯ ТОРЖЕСТВЕННОЕ ДЛЯ НАУК ТОЧНЫХ»
Николай Иванович родился в Нижнем Новгороде, но почти всю свою жизнь провёл в Казани. Там он учился сначала в гимназии, а затем в университете (1807–1811 гг.). После окончания университета был оставлен в нём для подготовки к педагогической деятельности, в 1816 году стал профессором. При жизни Лобачевский приобрёл известность именно как педагог и крупный организатор образования в России. А громкое мировое признание собственных научных достижений пришло гораздо позже его кончины.
Это была пора триумфа естественных наук и математики. В 1824 году со страниц популярного журнала «Вестник Европы» заявлялось следующее: «Кажется, настаёт время торжественное для наук точных и в нашем отечестве... Потребность математических знаний ощущается на всех путях службы; отличное уважение, знаки почестей, путь блистательный встречают каждого юношу, посвятившего труды свои сим занятиям».
В развитии российского образования Лобачевский принял весьма деятельное участие. Он был деканом физико-математического факультета (1820–1825 гг.) и ректором Казанского университета (1827–1846 гг.), а с 1845 г. до своей кончины в 1856 г. занимал ответственные посты попечителя и помощника (заместителя) попечителя Казанского учебного округа, в который входили всё Поволжье от Астрахани до Вятки, Урал и Сибирь. Заметим, что со временем на всех перечисленных должностях Н. И. Лобачевского заменял или замещал Пётр Иванович Котельников – дед великого созидателя радиосвязи Владимира Александровича Котельникова, уроженца Казани. Административная деятельность Лобачевского положила начало процветанию и славе Казанского университета.
Мы имеем возможность узнать здесь, в некотором смысле от самого Николая Ивановича, что он считал важным и для наставников, и для воспитанников.
Портрет Н. И. Лобачевского, 1839 год (художник Л. Д. Крюков)
РЕЧЬ О ВАЖНЕЙШИХ ПРЕДМЕТАХ ВОСПИТАНИЯ
Произнесённая в торжественном собрании Университета ректором оного, профессором Лобачевским 1828 г., июля 5-го
[I] [1] Вот уже год прошёл, любезные мои товарищи, как по избранию вашему несу я на себе должность, которой почести, важность и трудности служат доказательством лестной вашей ко мне доверенности. Не смею жаловаться на то, что вы захотели отозвать меня от любимых мною занятий, которым долгое время предавался я по склонности. Вы наложили на меня новые труды и чуждые до того мне заботы; но я не смею роптать, потому что вы предоставили мне новые средства быть полезным. Я принял ваш вызов, потому что уважал вашим мнением; потому что не хотел противиться общему желанию; потому что сам первый не мог оправдать того, кто на моём месте вздумал бы отказаться. Наконец, выбор ваш утверждён был государем императором, и обязанности нового звания сделались для меня священными.
Пусть справедливо могу жаловаться на слабость сил моих и способность; но могут ли недостатки извинять меня, когда ревность к службе должна вознаграждать их? И мне ли не чувствовать усердия при тех счастливых обстоятельствах, в которых мы теперь находимся, которых начало заключается в общем источнике благоденствия России, в которых Университет исключительно за себя обязан благодарностию щедрому монарху, исполнителям его воли, неусыпным попечениям ближайшего нашего начальника.
Итак, всё, чего бы желать надобно, наконец дано. Спрашивается, мы всё ли исполняли, что от нас требовалось? Вот как трудно мне успокоить мою совесть, когда я обращаюсь мыслями на первый год моего управления делами Университета. Вот как трудно мне в первый срок давать отчёт за себя, за весь Университет; надеяться на одобрение моих товарищей; родителей, которых дети воспитываются в сём заведении; всех посетителей, которые пришли быть судьями в общем деле и могли бы справедливо быть строгими судьями.
Пусть этот протёкший год дозволено мне будет называть годом испытания, желал бы следующий иметь право назвать годом исполнения и последний в трёхлетии – годом торжества моего.
Я сравниваю теперь себя с кормчим, который, не доверяя опытности, держался берегов; наконец, решается плыть в открытое море, и не робкое путешествие своё рассказывать, но советов просить должен. В воспитании юношества, в сём важном деле, где я по званию своему участвую более других членов Университета, в исполнении сей важной обязанности прошу ваших советов. Осмеливаюсь подвергнуть вашему суждению мои мысли, полагая, что они заключают в себе первые основания нравственности и могут указывать на те правила, которым следовать обязаны наставники. Ими намерен и я руководствоваться, как путешественник, чтобы не сбиться с пути, смотрит на приметы, расставленные по дороге.
[II] В каком состоянии, воображаю, должен бы находиться человек, отчуждённый от общества людей, отданный на волю одной дикой природе. Обращаю потом мысли к человеку, который среди устроенного, образованного гражданства последних веков просвещения высокими познаниями своими составляет честь и славу своего отечества. Какая разность, какое безмерное расстояние разделяет того и другого. Эту разность произвело — воспитание. Оно начинается от колыбели, приобретается сперва одним подражанием, постепенно развёртывается ум, память, воображение, вкус к изящному, пробуждается любовь к себе, к ближнему, любовь славы, чувство чести, желание наслаждаться жизнию. Все способности ума, все дарования, все страсти, всё это обделывает воспитание, соглашает в одно стройное целое, и человек, как бы снова родившись, являет творение в совершенстве.
Наружный вид его, возвышенное чело, взор, который всюду устремляется, всё созерцает вверху, вокруг себя; черты лица, в которых изображается чувственность, покорённая уму, — всё показывает, что он родился быть господином, повелителем, царём природы. Но мудрость, с которой он должен править с наследственного своего престола, не дана ему от рождения: она приобретается учением.
В чём же должна заключаться эта мудрость? Чему должно нам учиться, чтобы достигнуть своего назначения? Какие способности должны быть раскрыты и усовершенствованы, какие должны потерпеть перемены; что надобно придать, что отсечь, как излишнее, вредное?
Моё мнение: ничего не уничтожать и всё усовершенствовать. Неужели дары природы напрасны? Как осмелимся осуждать их? Кого обвиним в них? Однако признаем виновника всему, что ни существует; исповедуем Его и благоговеем пред Его бесконечною премудростию.
Всего обыкновеннее слышать жалобы на страсти, но как справедливо сказал Мабли: чем страсти сильнее, тем они полезнее в обществе; направление их может быть только вредно.
Что же надобно сказать о дарованиях умственных, врождённых побуждениях, свойственных человеку желаниях? Всё должно остаться при нём: иначе исказим его природу, будем её насиловать и повредим его благополучию.
Обратимся, во-первых, к главнейшей способности, уму, которым хотят отличить человека от прочих животных, противуполагая в последних инстинкт. Я не того мнения, чтобы человек лишён был инстинкта, который является во многих действиях ума, который в соединении с умом составляет Гений. Замечу только мимоходом, что инстинкт не приобретается; Гением быть нельзя, кто не родился. В этом-то искусство воспитателей: открыть Гений, обогатить его познаниями и дать свободу следовать его внушениям. Ум, если хотят составить его из воображения и памяти, едва ли отличает нас от животных. Но разум, без сомнения, принадлежит исключительно человеку; разум — это значит известные начала суждения, в которых как бы отпечатались первые действующие причины вселенной и которые соглашают, таким образом, все наши заключения с явлениями в природе, где противоречия существовать не могут.
[III] Как бы то ни было, но в том надобно признаться, что не столько уму нашему, сколько дару слова, одолжены мы всем нашим превосходством перед прочими животными.<...> Им запрещено передавать друг другу понятия. Одному человеку предоставлено это право; он один на земле пользуется сим даром; ему одному велено учиться, изощрять свой ум, искать истин соединёнными силами. Слова, как бы лучи ума его, передают и распространяют свет учения. Язык народа — свидетельство его образованности, верное доказательство степени его просвещения.
Чему, спрашиваю я, одолжены своими блистательными успехами в последнее время математические и физические науки, слава нынешних веков, торжество ума человеческого? Без сомнения, искусственному языку своему, ибо как назвать сии знаки различных исчислений, как не особенным, весьма сжатым языком, который, не утомляя напрасно нашего внимания, одной чертой выражает обширные понятия. Такие успехи математических наук, затмивши всякое другое учение, справедливо удивляют нас, заставляют признаться, что уму человеческому предоставлено исключительно познавать сего рода истины, что он, может быть, напрасно гоняется за другими; надобно согласиться и с тем, что математики открыли прямые средства к приобретению познаний.<...> Их указал нам знаменитый Бэкон. Оставьте, говорил он, трудиться напрасно, стараясь извлечь из одного разума всю мудрость; спрашивайте природу, она хранит все истины и на вопросы ваши будет отвечать вам непременно и удовлетворительно. Наконец, Гений Декарта привёл эту счастливую перемену и, благодаря его дарованиям, мы живём уже в такие времена, когда едва тень древней схоластики бродит по Университетам.<...> Здесь учат тому, что на самом деле существует, а не тому, что изобретено одним праздным умом. Здесь преподаются точные и естественные науки с пособием языков и познаний исторических. Здесь преподаватели разделяют между собою предметы, которыми всю жизнь свою занимаются, ещё с молодых лет почувствовав в себе охоту и некоторые дарования. Как жалко, что истинному просвещению предпочитаются суетные выгоды домашнего воспитания. Кто хочет образовать своих детей для государства, тот должен прибегнуть к средствам, которые одно только государство в состоянии доставить; тот должен учить своих детей в общественных заведениях.
[IV] Одно образование умственное не довершает ещё воспитание. Человек, обогащая свой ум познаниями, ещё должен учиться уметь наслаждаться жизнию. Я хочу говорить об образованности вкуса.
Жить — значит чувствовать, наслаждаться жизнию, чувствовать непрестанно новое, которое бы напоминало, что мы живём. <...> Единообразное движение мертво. Покой приятен после трудов и скоро обращается в скуку. Наслаждение заключается в волнении чувств, под тем условием, чтобы оно держалось в известных пределах. Впрочем, всё равно, на весёлое или печальное обращается наше внимание. И возвраты к унынию приятны; и трогательные картины бедствий человеческих нас привлекают. <...>Весёлое и печальное, как две противные силы, волнуют жизнь нашу внутри той волны, где заключаются все удовольствия, свойственные человеческой природе. Или подобно реке она течёт в излучистых берегах: то разливается в лугах радости, то обмывает крутые утёсы горестных размышлений. Ничто так не стесняет сего потока, как невежество: мёртвою, прямою дорогою провождает оно жизнь от колыбели к могиле. Ещё в низкой доле изнурительные труды необходимости, мешаясь с отдохновением, услаждают жизнь земледельца и ремесленника; но вы, которых существование несправедливый случай обратил в тяжёлый налог другим; вы, которых ум отупел и чувство заглохло; вы не наслаждаетесь жизнию. Для вас мертва природа, чужды красоты поэзии, лишена прелести и великолепия архитектура, незанимательна история веков. Я утешусь мыслию, что из нашего Университета не выйдут подобные произведения растительной природы; даже не войдут сюда, если к несчастию уже родились с таким назначением. Не выйдут, повторяю, потому что здесь продолжается любовь славы, чувство чести и внутреннего достоинства.
[V] Кажется, природа, одарив столь щедро человека при его рождении, ещё не удовольствовалась. Вдохнула в каждого желание превосходить других, быть известным, быть предметом удивления, прославиться и, таким образом, возложила на самого человека попечение о своём усовершенствовании. Ум в непрестанной деятельности силится стяжать почести, возвыситься — и всё человеческое племя идёт от совершенства к совершенству — и где остановится?
[VI] Другие обязанности отзывают и охлаждают стремление к славе. Срочное время поручено человеку хранить огонь жизни; хранить с тем, чтобы он предал его другим. Он живёт, чтобы оставить по себе потомство. Любовь к жизни — сильное побуждение во всех тварях, ты исполняешь высокую цель природы. Я переступил через вершину моей жизни, при первом шаге чувствую уже тяжесть, которая увлекает меня по отлогости второй половины моего пути. Всегда был я внимателен к явлениям организма; теперь не могу наблюдать, не могу говорить о них равнодушно. Покоится жизнь в зерне растения под охранительной пленою против враждебных стихий; но деятельность их, наконец, улучшает время и до того беззаботная вдруг пробуждается от сна. Тогда, с превосходством ещё сил, строит она орудное жилище против непрестанного нападения. Скоро, почувствовав неравный бой, помышляет о побеге и скрывается в новом зерне. Вот краткое описание явления жизни в растении, животном и человеке. Чем удержать это стремление к побегу изменяющей жизни? Как рано пробуждается оно, и как верно рассчитано бывает время. Посмотрите на этот прививок: он уже цветёт в первую весну. Органическая сила в нём предчувствует, что отчуждённый черен от родного дерева не долговечен, и что ей надобно спешить с плодами. Посмотрите на огородные овощи, когда холодные ночи грозят им скорым морозом: вдруг останавливают они рост свой, и зёрна в них спеют. Яблоко, тронутое червём, зреет ранее других и валится на землю. Так порок сокращает жизнь; так юноша созревает преждевременно, удовлетворяя ранним своим желаниям, и ложится в могилу, когда бы ему надобно цвести. Мы все живём втрое, вчетверо менее, нежели сколько назначено природой. <...>Натуралисты, сравнивая время возрастания человека и животных, приходят к заключению: мы должны бы, говорят они, жить около 200 лет. Но увы, напрасно жизненная сила собирает питательные соки; их сожигает огонь страстей, снедают заботы и губит невежество. Пылкость нашего соображения, наше знание, всегда готовые воспоминания будят страсти и призывают желания не должные. Наставник юношества пусть обратит сюда внимание и постарается предупредить безрассудность молодости, ещё не знающей цены своему здоровью.
О, как бы расточительны мы были с нашей жизнью, если бы мысль о смерти ещё не стояла на страже. Где более света, там гуще тень: так всё премудро соглашено в мире. Животное следует слепо своему побуждению. Человек знает наслаждения, ищет их с выбором, утончает их; но он не большим пользуется превосходством — он знает, чего бы лучше не знать, знает, что он должен умереть.<...> Смерть, как бездна, которая всё поглощает, которую ничем наполнить нельзя; как зло, которое ни в какой договор включить не можно, потому что оно ни с чем нейдёт в сравнение.
Но почему же смерть должна быть злом? Мы живём одно настоящее мгновение; прошедшее всё равно, как бы ни существовало; с будущим — последует то же. Когда смерть придёт, тогда всё равно — сколько мы ни прожили. Мы повинуемся гласу природы, не в силах будучи ему противиться; но собственно для нас какая выгода, жить более или менее?
Будем же дорожить жизнью, покуда она не теряет своего достоинства. Пусть примеры в Истории, истинное понятие о чести, любовь к отечеству, пробуждённая в юных летах, дадут заранее то благородное направление страстям и ту силу, которые дозволят нам торжествовать над ужасом смерти.<...>
[VII] Быть готову всякий час принести эту великую жертву требует от нас премудрость Творца, вложившего в человеческое сердце с любовию к себе и любовь к ближнему. Отсюда проистекают все начала нравственности и предмет воспитания, к которому, как важнейшему, прихожу я к последнему и не хочу говорить о нём, как о науке. <...>Ещё можем обойтись без писанных законов, когда они начертаны в сердцах наших. Мы родимся с добродетелями, и совесть дана им в охранение. Примеры научают лучше, нежели толкования и книги.
[VIII] Вы, воспитанники сего заведения, вы пользовались сими примерами. Уверен, что вы отсюда донесёте любовь к добродетели и сохраните её вместе с благодарностью к вашим наставникам. Вы узнаете, и опыт света ещё более уверит вас, что одно чувство любви к ближнему, любви бескорыстной, беспристрастной, истинное желание добра вам налагало на нас попечение просветить вам ум познаниями, утвердить вас в правилах веры, приучить вас к трудолюбию, порядку, к исполнению ваших обязанностей, сохранить невинность ваших нравов, сберечь и укрепить ваше здоровье, наставить вас в добродетелях, вдохнуть в вас желание славы, чувство благородства, справедливости и чести, этой строгой, неприкосновенной честности, которая бы устояла против соблазнительных примеров злоупотребления, недосягаемых наказанием.
Ещё вы не в состоянии дать истинной цены словам моим, и не вдруг опытность может вразумить вас. Теперь вступаете вы в свет; новизна и многоразличность впечатлений не даёт места размышлениям. Но придёт время, когда на блеске настоящего вдруг явится прошедшее с обворожительною прелестию своего туска, подобно нежной затуманенной резьбе на ярком золоте, подобно отражённым предметам в слабом зеркале вод; тогда лета воспитания, лета беззаботной юности со всеми невинными удовольствиями предстанут в вашем воспоминании, как образ совершенного счастия, невозвратимо потерянного. Тогда вашего товарища учения встретите вы как родного; тогда в разговоре о вашей юности с благодарностию будете произносить имена ваших наставников, признаетесь, сколь много они желали вам добра, и с торжеством друг другу дадите обещание следовать примерам, от нас слышанным.
[IX] Расставаясь с вами, что скажу вам самого поучительного? Вы счастливее меня, родившись позже. Из истории народов видели вы, что всякое государство переходит возрасты младенчества, возмужалости и старости. То же будет и с нашим любезным отечеством. Хранимое судьбою, медленно возвышается оно в своём величии. <...> Счастливейшие дни России ещё впереди. Мы видели зарю, предвестницу их, на востоке; за нею показалось солнце... Я всё сказал этим.
Эта речь была произнесена 35-летним Н. И. Лобачевским почти 200 лет назад.
Здание Казанского университета
АКТУАЛЬНАЯ И ПОНЫНЕ ПРОГРАММА ВОСПИТАНИЯ СТУДЕНТОВ
По современным мнениям педагогов, речь Н. И. Лобачевского, по существу, содержала в себе актуальную и поныне программу воспитательной работы университетского преподавателя со студентами. Конечно, каждый новый временной период добавлял и добавляет свои акценты и проблемы.
Здесь уместно обратить внимание на слова Николая Ивановича: «Одно образование умственное не довершает ещё воспитание». Ныне стали особенно актуальными и давние предупреждения академика Алексея Алексеевича Ухтомского, что просвещение и образование без нравственности более вредны для молодого человека, чем полезны, и могут привести его к духовному одичанию.
Вместе с тем на все времена остаётся задача всех причастных к педагогике: сохранить в студенчестве уверенность в своих силах и, подобно Н. И. Лобачевскому, надежду, что «счастливейшие дни России ещё впереди».
[1] Нумерация, использованная в первом и последующих изданиях Речи Н. И. Лобачевского.
